После того, как Анатолий предложил поделиться воспоминаниями, я сопоставил ранее здесь написанное с тем, что хламится в моей голове уже сорок лет. Не о чем больше писать.

Ну, нет больше ничего нового и экстравагантного. Уже нет смысла писать о героических побегах в лес, на стрельбище или за черешней, когда другие описали даже вкус этой черешни. Между прочим, хорошая белая черешня росла слева вдоль штаба, от офицерской столовой до забора.

Спросите - почему белая? Отвечу - интуиция! Мы ее пожирали еще зеленой, а так как зеленой не бывает, то поэтому - белая. Почему память начинают будоражить запахи? Наверно они наиболее сильно врезаются в память ребенка. Вот о них я напишу подробно. Машины. Несколько раз, абсолютно спонтанно, отец брал меня на учения. Уезжая, натыкался на меня уныло бредущего по группе, звонил с КПП матери и мы уезжали на ГАЗике.

В машине было много запахов, немного, еще того советского бензина, который пах не вонял, крашенного в хаки железа, резины и немного от тех людей в форме, для кого эта машина стала вторым домом. Запах военной техники – запах моего детства. Военные. Трудно обобщить. Общаясь с солдатами, почему, в память врезался запах чая. Похоже, что чай становится их потом.

Так пах солдат- водила и тот солдат, которого позже посадили со мной рядом. Под вечер мы приехали в горную местность. Отец построил офицеров и попросил, перед учениями с элементами горной подготовки, внимательно изучить все то, что покажет этот солдат – мастер спорта па альпинизму. Там рос кокой то благоухающий кустарник, но мне было не до него, меня манил запах брезента палаток, силуэты техники, дымок полевых кухонь.

Особенно очаровал взвод солдат, шагающих с песней с холма по вечерней пыльной дороге. Позже меня отловил лейтенант, уточнив, что Николай – это я, вручил полбуханки хлеба и огромную банку тушенки. Посмотрев на меня, унес обратно и вернулся уже с открытой банкой, из которой торчала алюминиевая солдатская ложка. Ах, какой запах и какая вкуснотища. Банка была очень большая, и я смог осилить только меньше половины. Когда вернулся отец, то пошутил –« кто ж так ест, зря я тебя с собой взял.» Были еще поездки в Хаймошкер и другие гарнизоны.

Помню, как отец инспектировал танковые стрельбы. Пока он был занят, у меня появилась возможность полазить по «лишнему» танку со скрепером впереди. Потом пришел солдат, строго спросил, что я здесь делаю, лениво привел все в исходное состояние, завел танк, немного прокатил меня и уехал. Вот она армейская романтика: рев моторов, выстрелы, взрывы, жара, пыль и пот.

Не знаю, но для меня нет роднее запаха, чем запах той отцовской гимнастерки, которую он скидывал с себя, возвращаясь с учений…